Мы втроем бросились подбирать пропуска и управились минуты за три. Рыбин сдул с них пыль, запихнул, не считая, обратно в бумажник, а бумажник обратно в карман и посетовал:

– Извините, я такой растяпа! Спасибо. Только имейте в виду – вы вряд ли найдете Сверчкова в Улитине в ближайший месяц. С завтрашнего дня он в очередном отпуске. Вчера мы были вместе на совещании у главы администрации, и я услышал… сами понимаете, совершенно случайно… как Владик кому-то хвастался, что, мол, послезавтра, с раннего утра, отбывает в какой-то тур. В экзотическое сафари где-то в Африке… Так что вам придется месяц подождать. Или поторопиться, чтобы застать его сегодня. Я бы на вашем месте потерпел до возвращения. Сегодня у него будет мало времени для разговоров. А так у вас появляется дополнительный шанс: вдруг во время отпуска с ним что-нибудь произойдет? Например, туземцы дадут ему камнем по башке или на сафари его съест лев. И ваши проблемы исчезнут сами собой…

– Львы охотников не любят, – подтвердил Фишер. – Может, и не съедят, но зададут трепку…

– Но мы, конечно, Владику этого не желаем, – с улыбкой добавил Рыбин. – Пусть будет жив-здоров. И на этой оптимистической ноте мы, как говорится… Нет, пожалуй, мы еще не закончили. Раз уж я, выйдя на пробежку, повстречал специалиста по авторским правам, растолкуй-ка мне, Иннокентий Ломов, кое-что из твоей области…

– Что именно? – За последние трое суток мне впервые задавали вопрос по специальности.

– Вот смотри. Предположим, один человек наследует авторские права своего предка на изобретение или авторскую идею, а другой человек, не родственник, совсем посторонний, пытается присвоить эти права – якобы ради пользы общества. Говорит, что он, мол, лучше, чем наследник, сумеет теми правами распорядиться. Кем этот второй будет считаться по закону?

– Чтобы ответить, не надо работать в ФИАП, – сказал я. – Понятие «польза общества» в законе об авторском праве не прописано. И тот человек называется преступником, вором…

Рыбин покивал – как мне показалось – с явным удовлетворением.

– Воровством интеллектуальной собственности, – продолжал я, – считается всякая попытка незаконно использовать чужой копирайт… – При слове «копирайт» Рыбин поморщился, как от приступа мигрени. Я тут же вспомнил наставления Каретникова и поспешил исправиться: – …то есть, я хотел сказать, авторский знак, буква «С» в кружочке. Он незыблем, как скала. Даже когда не указан в тексте непосредственно, а просто подразумевается по факту.

Недовольная гримаса исчезла с лица президентского советника.

– Я и не сомневался, что этот человек вор, – сказал он. – Но все же приятно было услышать мнение знатока. Благодарю. Вижу, ты специалист, далеко пойдешь.

– Скажите это моей девушке, – вздохнул я. – Она почему-то так не считает.

– Твоя девушка тоже разбирается в авторском праве? – полюбопытствовал Рыбин.

– Нет, Эвелина – самый перспективный дизайнер женской обуви на всем юго-западе Москвы, – объяснил я, – но она разбирается во мне. Так она, по крайней мере, всегда мне говорит.

– Тоже недурно… – одобрил Рыбин. Он взглянул на часы. – Однако же режим есть режим. Твой товарищ прав. Обед и сауну из расписания не выкинешь, да и работнички мои стали приходить в себя, и их еще ждет неприятная беседа. Поэтому попрощаемся, Иннокентий Ломов. Увидишь Владика – привет не передавай. И, думаю, ты не обидишься, если я не стану провожать. Раз уж ты и твой спутник проникли в поселок незаконно, я не хочу знать, как вы будете выбираться…

Я махнул рукой президентскому советнику и устремился вслед за Фишером, который уже сошел с дорожки и углубился в чащу. Вскоре нас опять со всех сторон обступал лес. О цивилизации напоминала лишь далекая красная полоска стены, еле различимая в просветах между деревьев.

– Не знаю, хороши ли советы, которые дает президенту этот Рыбин, но актер он неплохой, – ворчливо заметил старик, сверяя с компасом наш маршрут. – Сперва он испугался, но молодец, вида не подал. А уж сцена с упавшими пропусками получилась так естественно, я чуть не прослезился… Оставалось подыграть – что мы с тобой и сделали. Ты сколько штук заныкал?

– Два.

– Уже кое-что. Я – пять. С ними мы без проблем и выйдем отсюда, и войдем в Улитино, и снова выйдем. Поэтому не будем возвращаться за «Италией». Глядишь, какому-нибудь здешнему грибнику повезет найти этот сувенир… Не отставай, деточка! – Старик поманил меня за собой. – Пока у нас все штатно, за сообразительность тебя хвалю. Но не обольщайся: Рыбин помог с адресом и с пропусками не потому, что сильно полюбил нас, а потому что у него – ты не ошибся – свой шкурный интерес. Помни, ни одному из кремлевских полностью верить нельзя. Вот пройдем КПП, отловим попутку, и я тебе дорасскажу про товарища Семичастного.

Обратно до Москвы мы тоже ехали на бетономешалке, но в этот раз путь показался мне не таким трудным. То ли емкость позади кабины теперь была полна и спасала от тряски, то ли я уже приспособился к этому виду транспорта. А может, меня увлекла история о Семичастном – комсомольском начальнике, который начал травлю автора романа «Доктор Живаго» и выступил с гневной речью: «Я Пастернака не читал, но скажу…» Пастернак вскоре умер, а его обвинитель получил повышение – занял пост председателя КГБ СССР. «И вот однажды, уже после лагеря и после реабилитации, оказываюсь я в кабинете у товарища Семичастного, – рассказывал Фишер, – и что замечаю у него, гада, в книжном шкафу на видном месте? Самое первое, итальянское, издание “Доктора Живаго” с автографом автора! Причем зачитанное буквально до дыр…»

Бетономешалка высадила нас почти у Павелецкого. До гостиницы даже на метро ехать не пришлось – мы дотопали пешком и оказались у себя в номере еще в начале пятого.

– Самое время поспать пару часиков, – объявил старик. Он повесил плащ на вешалку, присел на кровать и начал расшнуровывать ботинки. – Вечером нас ждет поездка в Улитино. Район мне знакомый, не заблудимся. Навестим Сверчкова перед его сафари… Ты, кстати, обратил внимание, как Рыбин на меня поглядывал? Он небось размечтался, что мы его конкуренту не просто испортим настроение перед отпуском, но еще и морду набьем…

– А мы планируем набить?

– Вот еще! – фыркнул Фишер. – Мы же с тобой разведчики, а не гопники. Застанем его врасплох и загоним в угол неумолимой логикой и здравым смыслом… Ну все, я в люльку, раньше восемнадцати ноль-ноль меня не трогать. И тебе, кстати, советую поспать. А уж если не спится, сходи на первый этаж за газетами и почитай. Только не высовывай носа из гостиницы. Помни о пионерчиках. Надо меньше светиться в городе – нам обоим, а тебе особенно…

В гостинице на газетной стойке оказались только «Вести недели»: «Листок» и «Новый Коммерсант», как видно, разобрали другие постояльцы. Ладно, подумал я, на халяву сойдут и «Вести». Когда я вернулся в номер, Вилли Максович уже мирно похрапывал. Я тоже лег, поворочался, стал считать овец, но сна не было ни в одном глазу. Тогда я открыл газету и взялся за чтение.

Так. Так. Ничего особенного у нас не произошло. По крайней мере ничего, выходящего за рамки нашей жизни. Пресс-секретарь президента России Игорь Глиняный объявил, что рубль сегодня крепок как никогда. Минобороны сообщило, что наши военные учения, которые скоро начнутся в районе Льгова и Рыльска, – не внезапные, как утверждает Киев, а запланированные аж в позапрошлом году. На Пушкинской площади еще одним пейзажем прикрыли еще один блог Наждачного. Новый альбом Киркорова взлетел на первое место в рейтинге продаж. Однако сам певец выразил недовольство, сообщив, что сборы могли быть и больше, кабы не пираты…